В мае 2011 года по ОРТ в передаче о непутевых матерях была рассказана история о полуторагодовалом Максиме Абрамове из города Благовещенска, который по вине матери остался без ножек. Тогда судьбой этого маленького человечка заинтересовались многие.
Его 28-летняя мать, злоупотреблявшая алкогольные напитки, не раз оставляла ребёнка одного дома. В последний раз она его оставила и пошла за очередной дозой алкоголя 30 марта 2011 года в 10 утра, а вернулась в половине двенадцатого ночи. Чтобы ребёнку не было холодно, она включила в сеть обогреватель, что, впоследствии, привело к пожару. Маленький Максимка заживо горел в кроватке. У него обгорели ножки, из-за чего врачам пришлось полностью их ампутировать. Чудо, что этот ребёнок вообще выжил. Его мать Галина Абрамова за три месяца, прошедших после трагедии, ни разу не навестила сына в больнице.
30 июня вышла в эфир программа Андрея Малахова «Пусть говорят», на которой обсуждалась трагедия маленького мальчика. В передачу были приглашены такие люди, как: уполномоченный по правам ребенка Виктор Марценко, депутата Госдумы РФ от Амурской области Наталья Пугачева, министр соцзащиты области Нина Санникова, представитель Общественной палаты Амурской области, а также бригада врачей ожогового отделения.
Первый канал также приглашал в студию и биологическую маму Максима — Галину Абрамову. Но так как у нее открытая форма туберкулеза, к тому же женщина находится под подпиской о невыезде (в отношении нее возбуждено уголовное дело), попасть на запись программы она не смогла.
Из ожогового центра малыша перевели в детскую горбольницу.
Малыш перестал плакать и кричать, теперь он чувствует себя лучше. Активный, ручки сильные, пытается передвигаться — уже приспосабливается к своему новому положению. Улыбается!
Максиму были сделаны 6 сложных операций. В будущем его ждёт протезирование. Протезы будут меняться каждые 8 месяцев, так как ребёнок растёт. И это немалые деньги.
Следующая передача «Пусть говорят» вышла в эфир 30 декабря 2011 года. В ней Андрей Малахов сказал, что семей, желающих усыновить Максима «огромное количество». Наталья Иннокентьевна — няня этого ребёнка, которая находится с ним постоянно, при этом имеет своих детей, очень полючила этого ребёнка и слова Малахова подтвердила, но добавила: «Но дело в том, что а счёте Максимки лежат уже деньги, и там не один миллион рублей. Люди звонят мне и спрашивают: «А если мы Максимку усыновим, как нам эти деньги забрать?». Ответом было дружное возмущенное «Ах!» массовки.
Наталья Иннокентьевна и раньше в одном из интервью говорила, что однажды звонила какая-то дама и выспрашивала, сможет ли она забрать из фондов деньги, если оформит опекунство. Но «почти правда», как водится, обернулась неправдой. То ли благодаря монтажу, то ли еще как-то, но получилось так, будто «огромное количество» потенциальных опекунов и усыновителей звонит почему-то именно няне (!) и интересуется только собранными миллионами.
Очевидно, такова была логика сценария. Следуя ей, Малахов спросил няню, не хочет ли она сама усыновить Максима. Актриса Ирина Мирошниченко эмоционально воскликнула: «Это было бы идеально!» Няня ответила, что ей еще в Благовещенске, в органах соцзащиты, сказали: «Мы тебе не дадим». Возмущенная массовка, похоже, не услышала главного, что тут же честно отметила Наталья Иннокентьевна: «Потому что я одна, неполная семья у меня».
Именно это я называю главным, потому что таково требование закона: семья опекуна и усыновителя должна быть полной.
По настоянию врачей няня надевает Максиму протезы. А он – в горький плач! И как же его не понять: во-первых, небольшая ссадина на культяшке не вполне зажила, и ему если даже и не очень больно, то уж по крайней мере дискомфортно. Ходит он только с поддержкой, но стоять на месте уже может и сам. Однако не сказать, что это ему так уж нравится. Логика малыша понятна: зачем, мол, мне эти мучения, когда я так хорошо, так быстро умею передвигаться на руках и попке!
Вы спросите: а как же он такой радостный снимался в сюжете передачи «Пусть говорят», показанной 30 декабря? Знаете, мне, да еще и с «группой поддержки» (в тот день по случайности вместе с двумя сотрудниками Русфонда к Максиму приехали еще и два волонтера, замечательные женщины, постоянно навещающие его), не составило бы большого труда расшевелить, отвлечь малыша, чтобы он «для кадра» рассмеялся. Мы не сочли нужным этого делать. Лучше вам, наши читатели, знать правду: к протезам ему еще привыкать и привыкать! И лучше это делать под присмотром врачей и мастеров-протезистов. Вот почему не следует торопиться в Благовещенск.
И все-таки, согласитесь, даже невеселый Максим, стоящий без поддержки на своих первых протезах, картина не только грустная, но и внушающая надежду!
Парень замечательно смышленый! Через пять минут подсказок он точно показывал журналистам где желтая, а где белая или красная машинки, где у них фары, колеса… Но он по-прежнему почти не говорит, хотя понимает, как иногда кажется, все. И это заставляет думать, что ноги ногами (в смысле протезы протезами), но не меньше, а может быть, даже больше и прежде ног надо заниматься головой и душой искалеченного ребенка. Делать это лучшим образом можно только в семье. Но вопрос с опекой или усыновлением Максима затягивается.
Вы знаете, что тему опеки или усыновления Максима мы тщательно обходили молчанием и призывали наших читателей верить в то, что устройство мальчика в семью произойдет строго по закону.
Как же оно произошло?
Желающих усыновить Максимку было отнюдь не «огромное множество», как утверждалось в программе «Пусть говорят», а всего четверо. Мы не называем фамилий, но имена подлинные: скрывать их просто смешно, поскольку они известны сотням, а то и тысячам людей. Это Елена из Амурской области, Рамильда из Казани, Алиса и Инна из Петербурга.
Елена подала заявление раньше всех. Лично начальнику отдела по охране детства Благовещенского городского управления образования Ирине Каплиной. Вскоре Максима увезли в Петербург на лечение, а Елена собралась в отпуск. Ей пообещали выслать по почте направление на посещение ребенка (официальный документ об обязательной процедуре, предваряющей решение об опеке или усыновлении), чтобы она смогла навестить Максима в Петербурге. Но так и не прислали. Зато с подачи Ирины Каплиной ей позвонила некая женщина Инна, оказавшаяся почему-то в курсе многих подробностей частной жизни Елены. Ни направления, ни отказа Елена так и не получила.
Рамильда отправила заявление по электронной почте. Благовещенские женщины помогли ей распечатать документы и сами подали в отдел по охране детства. И здесь много странных подробностей, но итог тот же: ни направления, ни отказа.
Алиса после телефонных разговоров с Ириной Каплиной и ее коллегами насторожилась и решила обратиться в федеральный банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей, это ее законный выбор. И получила официальное направление. Посещение состоялось. Алиса дала согласие на опеку и последующее усыновление. Отказа нет до сих пор.
Однако, как потом выяснилось, еще несколько раньше Максимку уже посещала Инна.
И вот это уже более чем странно. Если выдается одно направление, то второго быть просто не может, – ни от регионального, ни от федерального банка данных. Иначе процесс выбора семьи для опеки или усыновления превратится то ли в соревнование, то ли в аукцион.
Впрочем, не исключено, что направление и было одно: до сих пор неизвестно, было ли такое направление у Инны.
Неизвестно и то, когда и каким образом Инна подала заявление об установлении опеки. Я звонил Ирине Каплиной, спрашивал, она ответила: «как положено», а остальное, мол, не мое дело, а «подробности работы». Тот же ответ на вопрос об официальном направлении.
Начался 2012 год. Елена и Рамильда, по их словам, уже понимают, что им «не светит», но отказов так и не получили. Алиса, наоборот, спокойна, она ждет постановления об опеке и посещает Максима в Центре имени Альбрехта и в санатории.
10 января 2012 года становится известно, что еще 30 декабря мэр Благовещенска Павел Березовский подписал постановление об опеке. Опекун – Инна.
Но Инны… нет в Петербурге. Мало того, ее нет и в России! Инна прибыла с новогодних каникул только 17 января.
Через два дня Наталья Иннокентьевна Шкурупий, которая прожила с Максимкой полгода, была отправлена домой. А Инна забрала ребенка из лечебного учреждения.
Я опускаю многие, очень многие важные подробности, которые вместе со всем сказанным позволяют утверждать: в деле об установлении опеки над Максимом Абрамовым чередовались нарушения закона, умолчания и прямая ложь.
13 апреля прошлого года газета «Труд» писала о масштабах усыновления российских детей иностранцами, которое законом допускается, но только в тех случаях, когда нет возможностей передать их гражданам России. В числе активных перевалочных пунктов детей за границу называлась и Амурская область: 80 процентов приходилось на долю иностранных усыновителей. Приводились слова Уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ Павла Астахова: «Это говорит о том, что в некоторых регионах очень плохо ведется работа по усыновлению детей… И здесь дело в том числе и в коррупции».
Вы скажете: какое это имеет отношение к случаю с Максимом Абрамовым, ведь Инна – гражданка России и живет в Петербурге! Муж Инны – гражданин США, живущий в Гонконге, и это не наши «разведданные», а слова самой Инны.
У нас нет оснований сомневаться в чистоте побуждений новой семьи Максима. Однако мы твердо знаем: даже самая благородная цель не может оправдывать негодных, морально нечистых и к тому же незаконных средств. Правовой нигилизм слишком дорого обошелся и продолжает обходиться российскому обществу и государству.
Мы полюбили Максимку. Не только потому, что это искалеченный ребенок, которого все безумно жалели, а ведь жалеть – это и есть любить. Дело еще и в нем самом. Этот мальчишка настолько приветлив, он так радуется знакомым и незнакомым, он так готов бесконечно играть, общаться, улыбаться – диву даешься, когда вспоминаешь, что по обстоятельствам первых двух лет жизни ему бы впору быть, наоборот, угрюмым, подозрительным, боязливым. И я помню: примерно таким он и был, когда я впервые увидел его в Пушкине, в Институте имени Турнера, после первой операции. Но от встречи к встрече Максимка менялся прямо на глазах, он становился открытым, искренним, добрым и ласковым.
Это – заслуга в первую очередь его няни Натальи Иннокентьевны Шкурупий.
И мы не можем не вспомнить, что с определенного момента против нее велась самая настоящая травля. Ее подозревали в корысти и нечистоплотности, в грубости и жестокости, упрекали в невежестве, «раскрытии информации» и так далее. От подозрений и упреков дело доходило до злобной клеветы и угроз.
Старт этой кампании в свое время дала Инна.
Тем не менее, расстались они тепло. «Она попросила прощения», – сказала мне отходчивая няня. Вот и хорошо.
Но на следующий же день одна из участниц дискуссии на интернет-форуме передала слова из письма Инны о том, что привезенный ею домой Максим, дескать, «запуганный зверек, не знавший ласки».
Я от всей души надеюсь, что Инна не говорила и не писала этих слов. Они ужасны даже не тем, что пошлы и безвкусны, как бывают пошлы и безвкусны дешевые штампы. А прежде всего тем, что это – ложь. Ложь, перечеркивающая полугодовые старания Натальи Шкурупий, профессоров Алексея Баиндурашвили и Игоря Шведовченко, врачей и медсестер, волонтеров, которые своей заботой и искренней любовью воспитали Максима не как «запуганного зверька», а как ласкового, доверчивого, открытого ребенка.
Будь счастлив, Максимка! Будь здоров!
Радомская Н.А.
